Жизнь замечательных Блонди - Страница 147

147

Рауль глубоко задумался, пытаясь все же найти лазейку и вытащить из беды малолетнего поганца (который явно не заслуживал такой о себе заботы!), так что ни стука в дверь, ни шагов вошедшего не услышал. Очнулся он только тогда, когда перед лицом у него кто-то довольно невежливо пощелкал пальцами. Разумеется, это был не кто иной, как Себастьян Крей: мало кто еще отважился бы так вести себя со Вторым Консулом. (Никто, честно говоря.)

Видимо, Себастьяну все же надоело сидеть сиднем у себя в кабинете и изображать задумчивость либо трудовой порыв, поэтому он решил нанести пару визитов перед тем, как на законных основаниях отбыть восвояси.

— Рауль, ты уснул? — поинтересовался он. — Почему у тебя такое похоронное настроение, что у тебя в приемной за мальчишка и отчего у него глаза на мокром месте? — Эту привычку Себастьяна задавать одновременно несколько вопросов Рауль недолюбливал, поскольку трудно было понять, ответ на какой из этих вопросов Себастьян желает услышать в первую очередь. Правда, на этот раз Себастьян Рауля опередил: — Впрочем, можешь не отвечать. И так ясно. Опять?…

— Опять, — кивнул Рауль. — Полюбуйся.

Он подвинул Себастьяну личное дело подростка, удивляясь про себя: Рауль и представить не мог, что из этого недоросля можно выдавить хоть одну слезинку. Однако Себастьян никогда не ошибался в подобных вещах, а стало быть, можно было не сомневаться — у провинившегося мальчишки и впрямь едва хватает сил, чтобы сдерживать слезы.

— Вот это да! — присвистнул Себастьян, ознакомившись с записями. — Вот это чудо в перьях! Рауль, и что, совсем никак нельзя?…

— Никак, — махнул рукой Рауль. — Я и так уже слишком долго тяну. Хотя… Ты знаешь, я прекрасно понимаю его преподавателей! Особенно после того, что он мне заявил, когда мы с ним имели крайне занимательную беседу…

— А что он тебе заявил? — заинтересовался Себастьян.

— А он слушал-слушал, как я перед ним распинаюсь, потом посмотрел на меня в упор — да нагло так! — и спросил: «Господин Ам, а вы сами мне смертельную инъекцию сделаете или кому-нибудь еще прикажете?» — неохотно ответил Рауль. — И как после такого прикажешь к нему относиться?

— С уважением, — фыркнул Себастьян. — А еще что?

— Еще… — Рауль вздохнул. — Постоянные нарушения дисциплины, отказ выполнять приказы, срыв занятий, драки, причем не обычные потасовки, а вполне серьезные побоища… да много чего еще. Дерзит в лицо. На установленный распорядок просто плюет. Направление деятельности до сих пор не выбрал…

— Почему? — Себастьяна было непросто удивить, но на этот раз на лице его читалось неподдельное изумление. В самом деле, основное направление деятельности Блонди выбирали довольно рано, во всяком случае, годам к десяти они уже точно знали, чем будут заниматься. (Разумеется, это касалось только Блонди с расширенной специализацией, остальным особенно выбирать не приходилось.)

— Говорит, пока не может определиться, что же его в жизни интересует больше всего, — ответил Рауль. — А на вопрос, когда же он определится, знаешь, что отвечает?

— Что? — поднял брови Себастьян.

— «Как только, так сразу», — невольно улыбнулся Рауль. Он старательно замалчивал тот факт, что манера наглого сорванца вести себя, эта его дерзость страшно напоминали ему кое-кого. Вот только у того хватало ума сдерживать свой норов… во всяком случае, пока от него самого ничего не зависело.

— Прелесть какая! — восхитился Себастьян. — Слушай, а учится он как?

— Да хорошо он учится, только неровно, — отмахнулся Рауль. — Чем-то заинтересуется — так сразу и оценки великолепные, преподаватели не нахвалятся. Интерес пропадает — все. Моментально в отстающих оказывается. Скучно ему делается, видите ли! И что прикажешь с ним делать?

— Слушай, а отдай его мне! — неожиданно предложил Себастьян.

— То есть как это — отдать? — опешил Рауль. — Да ты в своем ли уме?

— Ум не шапка, чужой не наденешь, — поучительно сказал Себастьян. Это в нем Рауль тоже терпеть не мог: Себастьян очень любил вставлять в свою речь старинные поговорки, Юпитер весть, из какой седой древности доковылявшие до Амои. Зачастую смысл их от стороннего слушателя ускользал, но Себастьяну до того дела не было — с него хватало и того, что он сам эти поговорки понимал. — Я серьезно, Рауль!

— Нет, но как ты себе это мыслишь?! — Рауль вскочил на ноги и нервно зашагал по кабинету. — Как я перед Юпитер отчитываться должен? Или ты хочешь, чтобы ее окончательно замкнуло?

Себастьян состроил такую выразительную гримасу, что стало ясно: он бы не слишком возражал, если бы так оно и случилось.

— Что ты с ним делать-то будешь? — спросил, наконец, Рауль, отчаявшись переубедить Себастьяна логическими доводами.

— Перевоспитывать, — лаконично ответил Себастьян. — Вернее, даже не перевоспитывать… тут дело не в том.

— А в чем?

— А в том, что возраст у него — самый поганый, какой только может быть, — понятно объяснил Себастьян. — Уже не малыш, еще не взрослый, так себе — недопесок. Щенок о пяти ног, причем каждая хочет идти в свою сторону… Понимаешь? Ума-то много, личность неординарная, характер будь здоров — а соображаловка еще куцая, вот он и не знает, куда себя деть. Туда ткнется, сюда, а везде «нельзя» да «запрещено», а где «можно» — там со скуки рехнешься… Вот он и бесится… Понимаешь, Рауль?

— Да понимаю я, — буркнул Рауль. — Мне самому жаль его безумно, и в то же время зло берет — ну что ему стоит хоть немного сдерживаться?

— Это да… — поразмыслив, сказал Себастьян. — Это проблема. Чересчур уж живой характер… Плохо, конечно. Вспомни детство, Рауль. Это ж чистой воды зверинец, видел, может? Ну так один к одному наши интернаты. Тех, кто бросается на прутья клетки и ни в какую не желает смириться с неволей, убивают сразу. Выживает либо тот, кто ломается и соглашается жить по правилам, либо…

147