Мартин припомнил перила на лестнице: широкие и не слишком высокие, конечно, для взрослого Блонди невысокие. Мартин взрослых Блонди ростом пока не догнал, так что даже ему перила приходились повыше пояса, а уж Эрле-то… Нет, просто так упасть он никак не мог. Хотя… если усесться на перила, потерять равновесие… Опять ерунда. Чувство равновесия у представителей элиты отменное, это раз. Забираться на перила и сидеть на них Эрле было вовсе не за чем, это два. Он сам говорил, что близких приятелей у него нет, и это его очень устраивает, так что пойти поздно вечером или ночью пошептаться на лестницу ему было не с кем. «Примем это за отправную точку, — сказал себе Мартин. — Эрле не за чем было идти на лестницу, но он туда пошел. Эрле не мог просто так упасть, но он упал. Вывод? — Мартин снова принялся кругами ходить по комнате. — Не получается вывода… Ладно, допустим, Эрле мог пойти туда, если его позвали… Кто позвал-то? Однокашников своих он не жалует и вряд ли с ними куда-то пойдет, он осторожный, это видно. Значит, позвал кто-то, кому он доверял. А кому он мог доверять?… Ну… — Мартин вздохнул. — Опять-таки допустим, что после вчерашнего разговора он мог начать чуточку доверять мне. Но я-то его никуда не звал!»
Мартин стукнул кулаком по стене, попал по какому-то декоративному шпеньку и зашипел от боли, но тут же забыл о пострадавшей руке. То, что пришло ему в голову, было ошеломительно просто и так же ошеломительно гадко.
«Кто видел, как я разговариваю с Эрле? — спросил себя Мартин, и противный холодок пополз по позвоночнику. — Видели, может, многие, но внимание обратил только один. Даже спросил меня об этом… И еще — он всегда сидит на перилах, это именно его привычка, я сколько раз это видел… Значит… — Мартин все-таки прокусил губу до крови. — Если допустить, что это был он, то все складывается. Он мог вызвать Эрле на лестницу, сказав, что я хочу с ним поговорить. Эрле видел меня рядом с ним и мог решить, что мы если не приятели, то хорошие знакомые. Меня все не было и не было, да и быть не могло, и он взялся заговаривать Эрле зубы, на это он мастер. Стоять столбом глупо, и они уселись на перила. То есть это он уселся и предложил Эрле сделать то же самое. Тот, может, сперва отказался, но потом… — Мартин краем глаза поймал свое отражение в оконном стекле: побелевшее даже под слоем загара лицо, на котором, казалось, жили только глаза. Зрелище оказалось неприятным, и Мартин поспешил отвернуться. — Дальше… Дальше просто, достаточно одного умелого толчка, тут можно справиться и одной рукой. Все. Финита! Значит, он рассчитывал, что Эрле разобьется насмерть, и его некому будет опознать… Но, Юпитер, зачем?! Зачем ему делать это?! Чем Эрле-то виноват?…»
Ход его мыслей нарушил Шмидт с компанией, появившийся в приемной. На этот раз, кажется, толстяк признал молодого Блонди, но спросить, что ему нужно, не отважился, и правильно сделал: сейчас Мартин вполне был способен пришибить любого, угодившего под горячую руку.
— Сетт там? — спросил Мартин сквозь зубы, кивая на дверь.
Шмидт закивал, утирая пот со лба. Давно ему, должно быть, не приходилось так утруждаться…
Не спрашивая позволения, Мартин вышел из помещения, прошел коротким коридором, толкнул дверь в медотсек.
Пациент здесь имелся всего один, и вид у него был самый плачевный: лицо едва ли не сравнялось по цвету с шевелюрой, под глазами залегли глубокие тени, даже нос заострился. Конечно, специальный корсет, хоть на это у Шмидта ума хватило, капельница… Двигаться Эрле, похоже, не мог.
— Эй, ты как? — Мартин присел рядом, осторожно накрыл руку Эрле своей ладонью, с запозданием подумав, что тому может быть неприятно прикосновение, это ведь не принято среди элиты.
Мальчик широко распахнул глаза, в которых мелькнуло такое удивление, что Мартину стало не по себе.
— Ну, раз до сих пор жив, то и дальше не помрешь, — сказал он нарочито грубовато, чтобы скрыть неловкость.
— Простите, господин Янсон, — прошептал мальчик. — Мне очень жаль… кажется, я не смогу стать вашим заместителем…
— Почему это? — притворно возмутился Мартин. Больше всего ему сейчас хотелось схватить Эрле на руки, засунуть в первую попавшуюся машину и гнать сломя голову в Эос, к Алану, да даже к самому Раулю Аму: ради такого дела Мартин не побоялся бы и Второго Консула!..
— Очень дорого обойдется… меня починить… — Эрле улыбнулся одними губами, взгляд его оставался до странного спокойным.
— Ты не киборг, чтобы тебя… чинить. — В душе Мартина внезапно вскипела чистая, никакими другими эмоциями не замутненная ярость, о которой, он полагал, он давно позабыл. Нет, оказывается, она просто заснула и ждала своего часа, и если ей дать сейчас вырваться на волю… Нет, нельзя, ради Эрле, ради себя самого — нельзя. Сейчас важно другое…
Пару лет назад Мартин отреагировал бы на происходящее просто и бурно — «удавить бы гада голыми руками!». Теперь это достойное, но нерациональное чувство уступило место холодному расчетливому «Выяснить детали. Доказать вину. Принять меры». Впрочем, менее опасным Мартин от этого не становился: под так старательно наращиваемой маской бесстрастного спокойствия по-прежнему бушевало ледяное пламя, и Мартин знал, что ему никогда не избавиться от этого пожара в душе…
— Ты только скажи, как тебя угораздило? — спросил он, заставив себя говорить спокойно.
— Я… — Эрле внезапно замолчал. — Я…
— Давай я сам, а ты скажешь, прав я или нет, — предложил Мартин, поняв, что Эрле в голову пришла какая-то неприятная мысль, да и говорить ему тяжело. — Вечером к тебе подошел кто-то и сказал, что я просил вызвать тебя для разговора, так?